сделку: если партнер сможет вывести шахту в плюс, Стэнфорд будет платить ему зарплату и предоставит третью часть акций. Надеясь начать все с чистого листа, они сменили название на "Шахта Линкольна", и партнер приступил к грязной и сложной работе. Почти сразу же он начал зарабатывать для Стэнфорда тысячи долларов.

Семьдесят лет спустя сын партнера по шахте, У. Э. Даунс, вспоминал, что тогда роли поменялись местами. Дальнейшие события еще больше осветят черты Стэнфорда, которые будут характеризовать его до самого конца.

В то время Стэнфорд "испытывал острую нехватку денежных средств. Он много занимал у моего отца [партнера по шахте] и одно время был должен ему 90 000 долларов", которые Стэнфорд согласился вернуть акциями шахты. Примерно тринадцать лет спустя, когда Стэнфорд жил очень богато, "пришло время выполнить свое обещание, [и] Стэнфорд предвидел, что передача ему (акций) оставит его менее чем с большинством акций и, следовательно, без абсолютного контроля". Даунс "добровольно" отказался от своего права на две акции, что позволило Стэнфорду гораздо позже продать шахту, которая принесла ему безбедную прибыль $300,000. Это был последний раз, когда Стэнфорд вошел в горнодобывающий бизнес в качестве инвестора-ангела, но это было единственное известное предприятие, которое прошло успешно.

В 1859 году соблазн заняться горным бизнесом возрос в геометрической прогрессии. Все началось в начале того года, когда небольшая группа старателей, один из которых слыл болтуном, рыскала в верховьях каньона неподалеку от границы с Калифорнией, рядом с горным поселком в Неваде, который позже превратился в убогую туристическую ловушку Вирджиния-Сити. В этих иссушенных пустынных холмах уже более десяти лет собирали скудные крупицы золота. Вместо этого группа старателей обнаружила большое количество того, что они назвали "черным песком", но для более проницательных глаз это был густой индиго. "Они проклинали и отбрасывали в сторону тяжелый синеватый песок", - говорится в исследовании, проведенном Невадским университетом.

Бюро горного дела и геологии. Когда в июле следующего года пробирная палата в калифорнийском городке Грасс-Вэлли проверила материал на наличие золота, пробирщик поднял голову и объявил, что "голубой материал" на самом деле тоже имеет не малую ценность. На самом деле это было серебро. Одного из старателей, наиболее известного до тех пор своим хвастовством, звали Генри Комсток; они наткнулись на один из самых богатых приисков в истории, который навсегда останется известным как Комсток Lode.

Некоторые калифорнийцы, в частности выносливый, малообразованный мужчина средних лет родом из Миссури, работавший тогда на участках в окрестностях Грасс-Вэлли, вложили значительные средства в Комсток. Говорят, что одержимость Джорджа Херста горным делом зародилась еще в юности. Легенда гласит, что коренные американцы в округе Франклин штата Миссури называли его "Мальчик, который говорил с землей" (Boy- That-Earth-Talked-To). Его состояние Bonanza King, полученное на серебряных и золотых рудниках, открыло дорогу его единственному ребенку, Уильяму Рэндольфу Херсту, чтобы он мог свободно тратить деньги на газету в Сан-Франциско под названием Examiner. Однако настоящая слава пришла к сыну, когда молодой калифорниец купил "Нью-Йорк морнинг джорнэл" и начал войну с Джозефом Пулитцером, который, по иронии судьбы, заработал свои деньги в Миссури. Набитый табаком, грубоватый отец Джордж Херст и все более сомнительный Лиланд Стэнфорд однажды пересекутся.

Вместо того, чтобы размышлять о том, что им не повезло, Хантингтон, Хопкинс и Крокер - и снова Стэнфорд, шедший сзади, - согласился, что они смогут извлечь максимальную выгоду, если не будут заниматься самими рудниками, а будут обслуживать их, как они уже давно делали с финансовым успехом. Комсток Лоуд стал еще одной картой в растущем гамбите группы по строительству трансконтинентальной железной дороги. Властная элита Восточного побережья, уже обеспокоенная тем, что изобилие калифорнийского золота не может быть надежно привязано к Союзу, утверждала, что трансконтинентальная железная дорога свяжет новый штат с остальной частью страны. Четыре калифорнийских соратника подкрепили этот страх, отметив, что то же самое относится и к Комстоку. Это оказалось сильной игрой.

 

Пока Лиланд и Дженни Стэнфорд находились в длительном отпуске на Востоке, компаньоны Лиланда выполняли тяжелую работу по официальной организации железнодорожной корпорации и готовили свой следующий шаг. Они выбрали название для предприятия: "Центральная тихоокеанская железнодорожная компания". Они выбрали совет директоров. Когда летом 1860 года Стэнфорд вернулся в Калифорнию, все было готово.

Через две недели состоялся Республиканский съезд штата, и на этот раз Стэнфорд не был столь скрытен, как раньше. Поскольку республиканец находится в Белом доме, а партия контролирует Палату представителей, а также добилась успеха на местных выборах, пришло время воспользоваться импульсом и выложиться на полную катушку. Сторонники Стэнфорда, газета Sacramento Daily Union сообщила, что за день до того, как съезд выдвинул своих кандидатов, они "работали как бобры". Друзья Стэнфорда вчера очень хотели продолжить выдвижение кандидата на пост губернатора, так как были уверены, что добьется успеха"

Так и произошло. Он с легкостью выиграл свою третью номинацию от партии штата, выступив с речью, в которой он поносил "аристократию" Юга в противовес достоинствам демократии в Союзе. Тем не менее, он не смог удержаться от попыток показаться уступчивым и заглушить запах своего растущего самомнения. Во-первых, он сообщил 250 делегатам, что исчез почти на полгода, чтобы великодушно дать возможность кому-то другому взять на себя бремя политических и газетных ужимок.

"Впервые я действительно и добровольно согласился, чтобы мое имя было представлено Конвенту, и даже сейчас, джентльмены, позвольте мне сказать, что это не совсем добровольно с моей стороны", - заметил он более чем снисходительно. «Мои друзья настаивали на том, чтобы мое имя прозвучало перед народом, и я согласился. Сегодня я впервые предстаю перед вами, желая выдвинуть свою кандидатуру». И все же в его словах была какая-то существенная правда, которую могли в полной мере оценить лишь немногие из делегатов. Пока Стэнфорд отсутствовал в Калифорнии по делам и для удовольствия, его друзья в своей мастерской в Сакраменто вовсю готовили его к выходу в свет. Не то чтобы у них были сомнения, но они также видели потенциал. Эти два взгляда не были несочетаемыми; напротив, они были сбалансированными противовесами. Даже его друг и личный врач в частном письме к сыну написал о Стэнфорде: "Он не отличается талантом (выдающимся), но мы выбрали его из Сакраменто, потому что знаем его, у него как раз есть подходящий Олбани Датч"

Другими словами, четверка (и ее окружение) увидела в своем серийном номинанте достаточно твердости, чтобы выдержать износ, но не настолько, чтобы вызвать беспокойство по поводу недостаточной податливости. Теперь наступил следующий этап. Почти ровно через неделю после выдвижения